![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
larkesМеня окликнули по имени, но я только два дня как переехала в этот двор, никто знать меня тут не мог.
Она была все та же – в нелепых рюшах, с взбитыми локонами и затравленным взглядом. В каждой группе есть подобные - излюбленный объект насмешек. Но я даже не глумилась над ней, глумиться интересно над достойными объектами. Так, существовали параллельно, не пересекаясь, она в своей плоскости, я в своей, упиваясь тогдашней приближенностью к богеме. Никогда с ней не то что близка, а даже знакома толком не была. Учились в одной группе и только. Имен многих я уж и вспомнить не могу, и ее бы не вспомнила. И надо же вот так столкнуться нос к носу.
Скучна она была до зубовного скрежета. Скучна, глупа, претенциозна. Даже написав кандидатскую по реминисценциям у Блока что ли, она продолжала многозначительно говорить «реминисТенции», что неизменно вызывало новый шквал насмешек.
Наряд из диких рюшей и длинных рукавов в разгар августа, дополнялся сарафаном для беременных.
Я тупо поздравила с ожидающимся прибавлением. В ответ она заплакала. Я не мать Тереза, но пройти мимо плачущего человека даже малознакомого не могу. Повела к себе, из неразобранных коробок достала еще один прибор, посадила кормить.
Она ела и рассказывала, что отец будущего ребенка некий голландец. Приезжал в наш университет по каким–то делам, прилетел и улетел. Летучий голландец, им свойственно.
Была середина лихих девяностых. Училась наша девушка в аспирантуре, получая копейки, регулярно сидела совсем без денег, перебиваясь с хлеба на квас. Голландец с кожгалантерейным именем Кейс, годившийся Наташке в зрелые отцы или в очень ранние деды, в ответ на известие и просьбу о помощи, процитировал девиз родного города: «Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека». Большая, мол, девочка, вот и разбирайся сама, а он как есть свободный человек. Да и его 90–летняя мама всех русских проститутками считает. Он не может ТАК ее расстроить.
Разбирайся…. А она разбираться никогда ни в чем не могла. Чеховская «душечка», воспитанная придурковатым папашей–военным, от которого сбежала жена, а затем он сам уехал в Россию, завел там себе новый объект для гнобления, да и забыл про психически изувеченную им дочь. Она звонила ему во время беременности, просила помочь, в ответ заслушала лекцию на тему «не давай поцелуя без штампа в паспорте», и больше не обращалась.
Вплоть до родов я одалживала (а точнее, давала просто так, с чего ей было отдавать) деньги, ходила по врачам, утешала, кормила. Надеялась, вот родит, а там навсегда отвяжусь.
26 октября она позвонила из роддома, сообщила, что родила мальчика, назвала Кристиан (в духе парижан), и сегодня я должна его забрать, иначе он умрет от пневмонии, т.к. в роддоме отключили отопление. Осень тогда стояла необычно холодная для наших мест и всех новорожденных уже разобрали родственники. Ее спросили, есть ли у нее таковые и она назвала меня, представив родной сестрой. Новорожденному не исполнилось и трех суток. Сейчас, наверное, никогда на это не пошла, начитавшись о «смерти в колыбели» и прочих ужасах, да и тогда моя мама ругалась, что я – идиотка, не понимаю меры ответственности.
Попросила молодую мать сцедиться к вечеру и подготовить младенца, выслушала наставления по поводу того как следить за ребенком, (только грудное вскармливание или в крайнем случае - с ложечки, чтоб иммунитет и прикус, никаких курящих (я тогда не курила) вроде Гульки рядом, и т.д. и т.п.) Она в этой отчаянной ситуации вела себя как королева–мать, делая мне одолжение, позволяя присмотреть за наследным принцем.
Проникнувшись ценными указаниями, рысью побежала на рынок за пеленками, памперсами – тогда дорогой невидалью, прочим приданным. У горе-мамаши ничего не было готово, не царское это дело. Затем позвонила Светке, которая вскармливала маленькую дочку, попросила подъехать вечером кормить ребенка.
Нет, не моего, ты что, мы виделись неделю назад. Чертогановского. Чертогашкиного? Ладно, ты, Ларка, понятно, дура, но дело сделано, и его не исправить, а ребенок есть ребенок.
Вечером пошла и забрала сверток. Я больше никогда не видела таких красивых младенцев. Бело–розовый, без синяков и отеков, черноволосый, с синими глазами. Принесла красавца домой. Светка запаздывала, Кристик орал благим матом, кормить его было решительно нечем - мамашка не озаботилась, невзирая на просьбы. Вечер переставал быть томным.
Мы с сестрой развернули тушку. Памперс были приклеен липкой стороной прямо к ножке, при попытке отклеить тоненькая кожица тянулась и угрожала порваться. Кое–как перепеленали, покормили сладкой кипяченой водичкой с ложечки (никаких сосок и смесей!). Подъехала запыхавшаяся Светка, жизнь стала налаживаться.
Продолжение следует. Наверное.
Она была все та же – в нелепых рюшах, с взбитыми локонами и затравленным взглядом. В каждой группе есть подобные - излюбленный объект насмешек. Но я даже не глумилась над ней, глумиться интересно над достойными объектами. Так, существовали параллельно, не пересекаясь, она в своей плоскости, я в своей, упиваясь тогдашней приближенностью к богеме. Никогда с ней не то что близка, а даже знакома толком не была. Учились в одной группе и только. Имен многих я уж и вспомнить не могу, и ее бы не вспомнила. И надо же вот так столкнуться нос к носу.
Скучна она была до зубовного скрежета. Скучна, глупа, претенциозна. Даже написав кандидатскую по реминисценциям у Блока что ли, она продолжала многозначительно говорить «реминисТенции», что неизменно вызывало новый шквал насмешек.
Наряд из диких рюшей и длинных рукавов в разгар августа, дополнялся сарафаном для беременных.
Я тупо поздравила с ожидающимся прибавлением. В ответ она заплакала. Я не мать Тереза, но пройти мимо плачущего человека даже малознакомого не могу. Повела к себе, из неразобранных коробок достала еще один прибор, посадила кормить.
Она ела и рассказывала, что отец будущего ребенка некий голландец. Приезжал в наш университет по каким–то делам, прилетел и улетел. Летучий голландец, им свойственно.
Была середина лихих девяностых. Училась наша девушка в аспирантуре, получая копейки, регулярно сидела совсем без денег, перебиваясь с хлеба на квас. Голландец с кожгалантерейным именем Кейс, годившийся Наташке в зрелые отцы или в очень ранние деды, в ответ на известие и просьбу о помощи, процитировал девиз родного города: «Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого человека». Большая, мол, девочка, вот и разбирайся сама, а он как есть свободный человек. Да и его 90–летняя мама всех русских проститутками считает. Он не может ТАК ее расстроить.
Разбирайся…. А она разбираться никогда ни в чем не могла. Чеховская «душечка», воспитанная придурковатым папашей–военным, от которого сбежала жена, а затем он сам уехал в Россию, завел там себе новый объект для гнобления, да и забыл про психически изувеченную им дочь. Она звонила ему во время беременности, просила помочь, в ответ заслушала лекцию на тему «не давай поцелуя без штампа в паспорте», и больше не обращалась.
Вплоть до родов я одалживала (а точнее, давала просто так, с чего ей было отдавать) деньги, ходила по врачам, утешала, кормила. Надеялась, вот родит, а там навсегда отвяжусь.
26 октября она позвонила из роддома, сообщила, что родила мальчика, назвала Кристиан (в духе парижан), и сегодня я должна его забрать, иначе он умрет от пневмонии, т.к. в роддоме отключили отопление. Осень тогда стояла необычно холодная для наших мест и всех новорожденных уже разобрали родственники. Ее спросили, есть ли у нее таковые и она назвала меня, представив родной сестрой. Новорожденному не исполнилось и трех суток. Сейчас, наверное, никогда на это не пошла, начитавшись о «смерти в колыбели» и прочих ужасах, да и тогда моя мама ругалась, что я – идиотка, не понимаю меры ответственности.
Попросила молодую мать сцедиться к вечеру и подготовить младенца, выслушала наставления по поводу того как следить за ребенком, (только грудное вскармливание или в крайнем случае - с ложечки, чтоб иммунитет и прикус, никаких курящих (я тогда не курила) вроде Гульки рядом, и т.д. и т.п.) Она в этой отчаянной ситуации вела себя как королева–мать, делая мне одолжение, позволяя присмотреть за наследным принцем.
Проникнувшись ценными указаниями, рысью побежала на рынок за пеленками, памперсами – тогда дорогой невидалью, прочим приданным. У горе-мамаши ничего не было готово, не царское это дело. Затем позвонила Светке, которая вскармливала маленькую дочку, попросила подъехать вечером кормить ребенка.
Нет, не моего, ты что, мы виделись неделю назад. Чертогановского. Чертогашкиного? Ладно, ты, Ларка, понятно, дура, но дело сделано, и его не исправить, а ребенок есть ребенок.
Вечером пошла и забрала сверток. Я больше никогда не видела таких красивых младенцев. Бело–розовый, без синяков и отеков, черноволосый, с синими глазами. Принесла красавца домой. Светка запаздывала, Кристик орал благим матом, кормить его было решительно нечем - мамашка не озаботилась, невзирая на просьбы. Вечер переставал быть томным.
Мы с сестрой развернули тушку. Памперс были приклеен липкой стороной прямо к ножке, при попытке отклеить тоненькая кожица тянулась и угрожала порваться. Кое–как перепеленали, покормили сладкой кипяченой водичкой с ложечки (никаких сосок и смесей!). Подъехала запыхавшаяся Светка, жизнь стала налаживаться.
Продолжение следует. Наверное.
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2010-07-21 05:03 pm (UTC)